- Как мы можем быть уверены, это этот несчастный не бредит? Сарен Артериус – Спектр, облеченный доверием Совета Цитадели! И вдруг кто-то, находясь под влиянием сильнейшего стресса, заявляет, что Артериус связан с нападением гетов на Иден Прайм, хладнокровный убийца, жертвой которого стал другой Спектр, Найлус Крайк! Я верю тебе, Шепард. Но для таких обвинений должны быть основания прочнее слов случайного свидетеля. Прости, я вынужден предупредить тебя о возможном провале. Совет не воспримет твои слова всерьез. – Коммандер Андерсон расстроенно смотрел ей в глаза, разведя руками в беспомощном жесте. – Удина окажет тебе всю возможную поддержку, но ты и сама знаешь, что толку от него будет немного. А уж о присвоении тебе статуса Спектра в свете этих событий, думаю, вообще можно забыть».
- Но мы не можем просто сидеть и ждать! Он что-то замышляет, вся колония уничтожена под ноль из-за протеанской рухляди с эффектом галлюцинаций! Что-то, ради чего стоит убить Спектра, зная, что вокруг могут быть свидетели! А видения, которые вызвал у меня маяк? – глаза молодой женщины вспыхнули искрами, усталость, четко проступавшая на ее лице, словно сгорела в миг, уступив место возмущению. Горечь поражения и утраты свежей раной жгла все существо офицера.
- Я и не сказал, что нужно спустить это на тормозах! – разговор явно переходил на повышенные тона, и Андерсон, понимая состояние подчиненной, притормозил. Он положил руку на плечо женщины дружеским, почти отеческим жестом, пытаясь подбодрить ее. – Послушай, я лишь хочу, чтобы ты была на сто процентов готова к тому, что тебя там ждет. Поверь старому прожженному солдату – ничего не говори им о своем видении. Найлус погиб, и хоть ты и считала его надменным и высокомерным выскочкой, на самом деле, он прилагал все усилия, чтобы помочь тебе с присвоением статуса Спектра. Без его поддержки тебе будет чертовски трудно этого добиться, а ты хорошо знаешь, что это значит для Альянса и человечества в целом. Рассказав им о влиянии маяка на твое сознание, ты серьезно подорвешь доверие Совета к своей кандидатуре и вообще к самой идее. Они просто решат, что ты не в себе.
Женщина опустила голову и тихо сказала: - Но ведь это важно, Андерсон! Я видела жуткие вещи. Я уверена, что это предупреждение, - голос ее совсем потух, усталость и разочарование в себе вновь овладело всем ее существом. – Дженкинс…
- Ты не вернешь его и вины твоей нет. Иди, Шепард. Тебе нужно выспаться перед встречей с Советом. - Есть, сэр.
Разговор этот состоялся на 3 палубе экспериментального корабля Альянса, SR-1 «Normandy», между командующим Андерсоном и капитаном 2 ранга Шепард, его помощницей, спустя 20 часов после атаки гетов на колонию Иден Прайм. Ни один из них не знал, что этот разговор положит начало длинной череде несчастий и бед, грозивших галактике.
Цитадель
Лучший фрегат Альянса приближался к докам Цитадели, любопытным зевакам предоставлялся шанс рассмотреть это уникальное и знаковое творение турианских и человеческих инженеров и техников через огромные окна доков. Это был первый совместный проект двух враждебных рас после завершения войны Первого Контакта, в турианских хрониках отмеченной, как «инцидент у ретранслятора 314»
Дэн Шепард, 27 лет, хрупкая и изящная, тонкая, как стебелек женщина судорожно пыталась выровнять дыхание. Почти девять лет она отдала Флоту Альянса. Всю свою жизнь провела она на военных кораблях различных классов и не знала другой жизни, кроме армии. Сильная, гибкая, мальчишеская фигура, короткие, очень светлые волосы, резкий, колючий взгляд. Ее внешность обманчива – непосвященные или самоуверенные простаки даже не заподозрили бы в ней опасного противника, особенно издалека. Находясь вблизи, несложно было заметить развитую мускулатуру пресса, рук, привыкших держать тяжелое оружие и ног, приученных пробегать до 30 км в день. Тренировки N7 превратили юную наивную девочку в неумолимого убийцу и лишь совсем бедовые (или сумасшедшие) рискнули бы разозлить эту пружину, скатанную в тугой комок. Мужчины часто задерживали взгляд на воздушном нежном существе, каким она выглядела, одевая гражданскую одежду – ох, когда же это было последний раз? – но лишь пока Дэн не замечала поедающий интерес к своей персоне, а скорее – фигуре, и не находила его владельца своими глазами. Большинство из «смельчаков» отворачивались или отводили глаза, не сумев выдержать пристальный, пронизывающий взгляд ее голубых, как льдинки, глаз. Может, их пугала смелость, с которой она смотрела на них, словно читая их мысли. А может леденящий холод, струящийся вместе с этой смелостью, вперемешку с… презрением?... скукой?... За голубые глаза и широкую белую прядь в челке сослуживцы, да и вообще все, кто общался с Шепард, просто видел ее, называли Дэн Снежной Королевой. Это поэтично. Те, кто просто ее знал. Те же, кому приходилось столкнуться с ней в бою и выжить или просто вызвать к себе неприязнь капитана, называли ее коротко – Криосука.
Людишки… Ей было плевать, кто и как ее называет. Она знала, кто она, где и почему. Ей некогда размениваться на сюсюканье с пустоголовыми идиотками из саппорта фрегата или на «розовые сопли» - так она называла флирт и прочие глупости в этом духе – с ухажерами. Несмотря на всю её отстраненность и резкость, как минимум 3 или 4 раза в месяц за ней начинал ухлестывать очередной поклонник. Её холодность, подчеркнутое соблюдение субординации и устава, и, конечно же, экзотическая внешность придавали ей ореол таинственности, манящий мужчин, как мотыльков на свет свечи. Она не всегда прогоняла их – в конце концов, она живая женщина. Если один из них имел счастье обратить на себя ее внимание, Дэн приглашала его в мотель в увольнительную, проводила с ним какое-то время – в зависимости от навыков поклонника. Наутро, если дело доходило до утра, она смотрела ему в глаза своим скучающим, пронзительным взглядом, не мигая, не отводя глаз, в которых, казалось, бушевала снежная вьюга, чуть склонив голову набок и в словах необходимости не было. Если мужчина был умен, он просто никогда больше не приближался к ней, благоразумно помалкивая о совместном «отдыхе». В обратном случае Дэн просто вышибала из назойливого или болтливого экса его недостатки парой резких сокрушающих ударов, хотя в последнее время таких не попадалось – все знали, как капитан Шепард скора на расправу.
И лишь один человек не боялся ее. Он один позволял себе, а может, это она позволяла ему, прикасаться к себе ненавязчивыми, несколько интимными жестами… Со стороны сослуживцев любое прикосновение, которое она допускала, выглядело интимным – при ее-то ауре отторжения. Один лишь он мог говорить с ней в покровительственном тоне, и даже отчитывать ее, словно отец – коммандер Дэвид Андерсон. Лишь он знал ее, больше никто. Лет пять назад случился инцидент с одним из офицеров команды, который чуть не стоил лейтенанту – тогда лейтенанту Шепард военной карьеры. Вечером, дождавшись, когда майор Силан Горцевич сдал вахту ночной смене, Дэн, не отходя от его рабочего места, при всей команде дала ему пощечину, да так звонко, что весь присутствующий на палубе экипаж сбежался посмотреть. Горцевич оскорбил Шепард, обвинив при всех в недостойном поведении. В ответ она лишь еще раз врезала ему, правда, не так нежно, явно провоцируя на драку. Майор, понимая, что его оскорбления оборачиваются против него при всей смене, попер на хрупкую девушку с диким ревом. Дэн, презрительно скривившись, пропустила пару ударов, продолжая подзадоривать офицера, приплясывая вокруг него, вертко уходя от атаки неповоротливого мужика в 3 раза больше ее. Люди вокруг громко переговаривались, кто-то в открытую смеялся на майором. Решив при всех унизить Шепард, Горцевич назвал ее командирской шлюхой.
По рядам пробежал неодобрительный гул, но вступиться за Дэн никто не спешил. Услышав, какую грязь этот подонок льет на имя ее горячо любимого и трепетно уважаемого командира, женщина побелела от злости, ее белоснежная прядь налипла на лоб, покрытый потом. Резко остановившись, она повернулась лицом к противнику и, громко закричав, или зарычав от ненависти, кинулась прямо на него. Тоненькую фигурку опоясало голубое свечение, глаза буквально залило биотикой, так, что зрачков не видно выло. Сомкнув кисти в замок, она с размаху припечатала здоровенного мужика к металлической переборке. Раздался громкий хруст и позвоночник майора сломался в трех местах, не выдержав сокрушающего удара деформации. Капли биотической энергии капали с ее плотно сжатых кулаков на пол. Резко развернувшись к ошалевшим зрителям она обвела всю толпу долгим тяжелым взглядом. Все тело ее пылало голубой смертельной опасностью, и, хотя в пламени биотики зрачков ее не было видно, все присутствующие почувствовали снежную бурю леденящую всех, на ком останавливался ее взгляд. Наконец, она разжала кулаки и пошла к себе в каюту, все так же светясь биотической силой, люди перед ней расступались, безмолвно, безропотно. Обернувшись, она бросила через плечо: - Вызовите доктора Чаквас и охрану. Я буду ждать их у себя». И вдруг, обернувшись так резко, что люди отшатнулись в страхе она прошипела: - И если кто-нибудь из вас, засранцы еще раз прополощет имя коммандера Андерсона в какой-нибудь грязи, знайте, я из-под земли достану каждого говнюка, кто на это осмелится!»
Андерсон отстаивал ее как мог. Несмотря на то, что многие считали Шепард чокнутой и высокомерной, нашлись люди, осознавшие, что это лишь страх перед человеком, которого не понимаешь. Они боялись ее, о, еще как боялись. Не понимали странной заботы Андерсона об этой явно опасной женщине.
Недолюбливали за то, что держала их на расстоянии, не разговаривала и не доверяла им. Однако о кто-то самостоятельно осознал, что это не повод отвернуться от нее в столь тяжелую минуту. Кого-то убедил Андерсон. Её не любили, но уважали. И доверяли коммандеру. Шепард, конечно, сразу же арестовали. Около пяти месяцев Андерсон и команда мотались на суды, на допросы, давали показания. В итоге ее понизили в звании до капрала и отдали на поруки Андерсона, признав виновной в превышении самообороны. Никто из команды не сказал, что это она ударила первая. Впервые за три года в ее застывшей душе шевельнулось что-то вроде признательности этим людям. Всем. Вновь попав на борт «Normandy», Шепард собрала всех в БИЦ и сказала, четко и лаконично: - Я признательна всем, кто помог мне вернуться в строй. Тем не менее, я не могу изменить себя, да и не хочу. Я – это я, и сомневаюсь, что я стану другим человеком. Однако сегодня – в первый и в последний раз – я прощу прощения у всех, кто таит на меня обиду. Я не ищу друзей. Мне нет дела до ваших недостатков. Я не считаю, что я лучше вас. Но и не хуже.
Мой единственный интерес – работа. Если от меня что-то потребуется в рамках моих профессиональных обязанностей, я сделаю все, что будет необходимо и выложусь на сто процентов. Вне работы я прошу не ждать от меня проявлений социального общения, потому, что я не испытываю в нем необходимости. У меня все». Андерсон лишь покачал головой… Он и не ждал, что что-то изменится. В душе этой девочки – она для него всего лишь маленькая девочка – незаживающая рана, и годы лишь подсыпают на нее соли. Такие раны не затягиваются долго, ей же слишком рано досталось от жизни, чтобы надеяться на то, что она когда-нибудь сможет жить по-другому. Трагедия изменила ее облик. Что твориться в сердце этой девочки, Дэвид видел в каждом бою, в котором она сражалась. Холод… холод… Ледяная пустыня выжгла все, что делало ее человеком, оставив лишь умелого убийцу. Биотические способности Дэн просто ужасали – помноженные на черную пылающую ненависть к каждому противнику, ее удары дробили кости, перекручивали мясо, наматывая на обломки костей, убивая без жалости и сожалений. Технические навыки Шепард делали ее неуязвимой в бою – ни щиты, ни барьеры не спасали ее врагов. С каждым годом Андерсона все сильнее беспокоило и то, что стать ее врагом становилось все проще. Любой, на кого указывало командование, становился личным врагом, и не важно 1 он или их 200. Она не успокаивалась, пока не убивала всех, кого видела.
Именно это и разглядел в ней Найлус. Идеальное орудие убийства. Совет мог лишь мечтать о таком Спектре, и Крайк это прекрасно понимал. Но Крайк мертв, и теперь она одна идет на прием к Совету, к этим бюрократическим слизнякам, не способным видеть дальше своего носа. Андерсон знал, что Дэн не отступит, пока не убьет Сарена – цель захвачена, хищник уже взял след. Только если они – Шепард и Андерсон, на Удину он даже и не надеялся – не найдут доказательств его предательства, его девочка вляпается в очень грязную историю. С поддержкой Совета и под прикрытием статуса Спектра этот сукин сын неуязвим, у него неисчерпаемые ре-сурсы и действует он вне Законов, по праву Спектра. Беспокойство поселилось в его душе и пустило корни. А за окном его каюты медленно росла, приближаясь, Цитадель.
- Данте, я бы хотел поговорить с тобой… - Андерсон приблизился к массивным дверям ее каюты, распахнутым, но не вошел, ожидая ее приглашения. Шепард очень ревностно оберегала личное пространство, и, хотя на него это распространялось в значительно меньшей степени, Дэвид никогда этим не злоупотреблял. Завоевать до-верие этой женщины, однажды потеряв его, невозможно. Да и вновь приобрести тоже. Поэтому он трепетно относился к ее правилам, лишь иногда пользуясь привилегиями единственного – не друга, нет – но доверенного человека. Он был готов быть ей и другом. И чего уж там, отцом. Но она не нуждалась в этом.
- Андерсон! Пожалуйста, зовите меня Дэн… Если вам не сложно… - она любила это имя. Но она не Данте. Она Дэн. Или Шепард. Всплеск… нет, шевеление, очень слабо что-то внутри нее, словно перевернулось на другой бок. И затихло, будто бы и не было никогда. Дэн уважала Андерсона. И дорожила им. Единственным, кто был вообще. – Входите, я собиралась на встречу с Советом, но уже закончила. – Шепард села на стул, сложив руки на бедрах, как примерная ученица. Голос серый, бесцветный. Так всегда, когда она говорит не о работе, не о задании. Не с врагом. Коммандер уже привык. Семь лет – долгий срок, привыкнешь ко всему, но все равно, спустя столько лет зрелище этой потухшей девушки вызывало в нем протест и тревогу, привычно гасимую… Медленно, очень осторожно… Ничего не изменится, если он начнет ее тормошить, только хуже станет, она свернется, как броненосец и отдалится от него.
- Дэн. Я прошу тебя взять с собой Аленко и Уильямс.
- Сэр, если вы так хотите. – не глядя на него, а куда-то сквозь него, сказала она.
- Дэн, я знаю, что лучше тебя никого нет, но Цитадель – место, куда я не хотел бы отправлять тебя одну. – он поморщился, сейчас она взорвется, он знал, и не ошибся…
- Вы не доверяете мне! – резко встала она и начала мерить шагами комнату.
- Шепард, я всегда тебе верю. – он знал, как тушить эти пожары… Но чувствовал себя манипулятором каждый раз… Ненависть поднялась в нем волной и вновь погасла усилием воли. Ничего уже не изменить, ничего не исправить. Случившееся с ней можно ненавидеть, но нет смысла. Остается лишь жить. Жить надеждой. Шепард, мельтешившая перед ним начала, наконец успокаиваться. Он знал, что еще пара минут и она будет в норме и ждал. – Шепард, ты мой лучший боец. Помни, твоя задача – убедить Совет в виновности Сарена. Если же они откажутся – найди и предоставь им неопровержимые доказательства, но не рискуй собой. Я запрещаю тебе прямое столкновение с Сареном до того, как его лишат статуса Спектра. Ты поняла меня? – она резко остановилась и отдала ему честь: -Есть сэр! – и покинула каюту, оставив там Андерсона, который устало уронил голову себе на руки. В глазах его плескалась боль. И ненависть жгла душу.
Она шла по верхней палубе фрегата, четко чеканя шаг военными сапогами. Броня, винтовка, штурмовая винтовка, пистолет. Щиты, боезапас. Она шла на задание. Четкая цель, жаль, пострелять не придется. Позади идет странная парочка, навязанная ей Андерсоном… Она знала, что это не его идея. Ну. Не совсем его… В последний раз, одна на задании она влипла в небольшую историю – колония, маленькая, слаборазвитая, рядом лагерь батарианских наемников и работорговцев.
Что ж... Её ноздри трепетали, по позвоночнику вверх-вниз словно электроток пробегал от предвкушения схватки. Кругом ящики – слишком хрупкие, чтобы выдержать шквальный огонь с шести позиций, но она – уже не она. Дэн Шепард больше нет – есть несущая смерть волна ненависти, сдобренная такой порцией биотики, что воздух вокруг пахнет не только кровью – чистым НЭ, приятный запах, чуть похожий на запах озона перед грозой. «Па-а-ау» – такой звук издает сгусток деформации при отделении от общего ядра – атакующего биотика – штурмовика скрутило в такой комок, что даже хирурги не разберут, где голова, где ж… желудок. Не растворяя биоэнергию в пространство, продолжая гореть ровным голубым пламенем она колотит из штурмовки второго, юркий гаденыш подбирается к ней вплотную – и летит к праотцам, снесенный ударом. Голубой вихрь мечется по полю, уничтожая все на своем пути, а в центре его тугим плотным стержнем пульсирует НЕНАВИСТЬ…
Это была отличная драка. Когда воздух напитался запахом озона и крови так, что его можно было пить, она упала посреди разгромленной колонии. Металлические каркасы коробок были во вмятинах от ударов деформации, пулевых отверстиях и мозгах батарианцев. Она любила стрелять в голову – видеть, как голова разлетается, как арбуз, поддаваясь разрушительному действию выстрелов. Миг – и на стене рас-пускается прекрасный розово-алый цветок, перерождая ее врагов в красивейшее растение. Она дарит им шанс переродиться из падали в …красоту. Хоть они и не за-служили этого.
Когда за ней прибыл челнок, группа извлечения обнаружила около 30 трупов наемников…. И несколько колонистов. Шепард сидела на ногах, склонив голову, рядом, у коленей, лежала ее «Мститель», перчатки сброшены, а ладони полностью погружены в кровавую лужу. Она смотрит на свое отражение, она любуется, как кровь, застывая, стекает по пальцам вниз, на запястья, на предплечья… и улыбается.
Большая часть гражданских успела спрятаться, когда Дэн начала свой танец смерти, но пятерых батарианцы надеялись использовать, как щит, когда нашли их в техотсеке. Дэн даже не заговорила, даже не вслушалась в слова. Просто снесла их живой щит. А затем и их самих. Ей не было жаль. Все, кто стоят против нее – черное. Её приказ, ее миссия – белое. Гражданские – белое. Пока не становятся рядом с черным. Тогда они тоже черное. Все просто.
Воспоминание… От него по спине вновь поднялась волна электротока. Дыхание стало чаще, пульс громче, запахи острее. Но это лишь воспоминание. Сегодня она не должна никого убивать. Просто разговор с Советом. Они шли по мраморным мостовым Цитадели, не останавливаясь, не задерживаясь полюбоваться видом – Дэн это не нужно, а мнение детей ее не интересовало, как и они сами. А любоваться было на что.
Президиум – красивейшая часть Цитадели. Азари, первыми нашедшие Цитадель приложили массу усилий, украшая ее. Растения и деревья, росшие здесь, напоминали о Тессии, родной планете азари. Азари – раса ученых, раса исследователей. Неторопливые и последовательные. Они не понимали торопливости людей и относились с пренебрежением, хоть и старались это скрывать. Дэн было плевать. Она стре-мительно преодолевала расстояние до Башни Совета, и, если бы ей поперек дороги легли все эти красивые цветы, трава, бабочки, да хоть бы и сами азари – она прошлась бы прямо по ним своими тяжелыми, подбитыми сталью сапогами с зазубренными носами весом в 3 кг каждые – не поморщившись. Красота – фикция. Она оставалась равнодушной ко всем краскам живой природы. Единственные краски, что она знала – приказ – белое. Враги – черное. Красные цветы на стенах… и запах озона…
Nimrodell, ну чтож, несмотря на то что это ваш первый фик, читается он вполне прекрасно) поговорка "первый блин комом" похоже перестала действовать)))и вообще если бы не комменты, я бы ни за что не догадался что вы новичек)) Applause!!!
Интригующее начало) Образ главной героини получился на славу - очень подробный и реалистичный. Не терпится узнать, как состоится встреча Дэн и Гарруса, какое впечатление он на неё произведёт^^
Nimrodell, о, кстати, пока вспомнила. Не нужно делать из текста буквенное полотно. Я немного отредактировала твой фанфик, посмотри. Ставь Энтер хотя бы между диалоговыми фразами.
0
Прочитала на одном дыхание,просто супер!!С нетерпением буду ждать проды)
