Хотя
Гаррус и говорил, что является плохим турианцем, все равно в его
характере сквозило множество типично турианских черт. Прямолинейность,
даже некоторая грубость и жесткость, если не сказать жестокость;
верность слову и долгу. И еще Гаррус никогда не плакал, хотя вряд ли это
можно отнести к типично турианским чертам. С самого детства каждый
турианец, помимо законов воинской чести, впитывал суровую мораль
общества, в котором воспитывался. Одним из таких негласных правил была
стойкость – к чему угодно. К слезам тоже. Считалось, что настоящему
турианцу, независимо от его пола, не пристало поддаваться таким эмоциям –
некоторые послабления были возможны только для женщин, как для более
восприимчивых. И то незначительные. Свою боль и отчаяние нужно
перебороть, заглушить, а не показывать другим, нарушая строгую
дисциплину, и продолжать выполнять свою работу. Разумеется, в детстве
маленьким турианцам случалось зареветь – коготь обломил, гребень ушиб, с
кем не бывает? Но даже за такие слезы родители сурово отчитывали
детишек, заставляя оказавшихся в немилости салапонов упрямо утирать
текущие слезинки и сдерживать обиженное дрожание жвал. Молодые
турианские мамочки, выгуливающие своих питомцев в парке, хвастались друг
перед другом: «Мой с четырех лет уже не плачет, весь в отца!», «А моя
буквально на той неделе уронила леденец и заревела на всю улицу! Что
подумают…», «Ну, у тебя все-таки девочка…», «А мы уже взрослые – совсем
стойкие!». В конце концов, строгие и мужественные родители воспитывали
строгих и мужественных детей, с честью служащих своей родине.
Самое
постыдное воспоминание Гарруса, о котором он не рассказывал даже
ближайшим друзьям, - то, в котором он плачет. Он до сих пор очень
смущается и злится, если вспоминает об этом, и думает, как просто было
бы все исправить. Ведь нужно было бы просто взять руку старшего
мальчишки-хулигана в болевой захват, совершить бросок через бедро,
контрольный удар в голову – и все! Если бы под рукой оказалась винтовка,
то все оказалось бы еще проще… Но, вместо всего этого, он постыдно
заплакал, когда у него отняли любимого плюшевого варрена. И получил
нагоняй от родителей, отчего зарыдал еще пуще. За что был оставлен на
неделю без сладкого, отец не взял его с собой на службу, а мама не
сводила в зоопарк. Гаррус до сих пор чертовски злится, если вспоминает
об этом…
После этого Гаррус дал себе зарок никогда не плакать. А
если заплачет, то… то… маленький Гаррус напряженно придумывал
какую-нибудь страшную-престрашную кару. В одиночку полетит на планету
кроганов? По очереди помолится всем-всем духам города? Позднее,
вспоминая эти ребяческие изыскания, Гаррус лишь усмехался. Достаточно
просто слова самому себе. А слово турианца железно.
И слова этого
он не нарушал. А если и припекало так, что слезы жгучей боли или обиды
вот-вот готовы были брызнуть из глаз, он вспоминал унижение, испытанное
им в детстве. Конечно, все это было в детстве – после Гаррус вырос в
настоящего взрослого турианца. И, помимо этого, еще и в просто взрослого
мужчину, ставшего жестким за годы службы. Такова жизнь. Но детская
обида так просто не забылась…
Сегодня Гаррус впервые с тех пор заплакал. Но этих слез он никогда не будет стыдиться. И никто не посмеет его за них упрекнуть.
***
Гаррус
неторопливо шел по улицам Земли. Непривычные улицы, непривычные дома.
Непривычные лица. Все непривычно. Земля так и не стала для него домом за
эти долгие семь лет…
После того, как Шепард уничтожила Жнецов,
на Земле еще довольно долго царил хаос. Гаррус, как и вся команда
«Нормандии», застрял на Земле на неопределенно долгий срок. Тайну
технологии ретрансляторов не смогли раскрыть до вторжения Жнецов, и
Гаррус не надеялся, что удастся сделать это сейчас – разруха, отсутствие
возможности связи с другими системами, гибель многих выдающихся ученых.
По крайней мере, он до этого не доживет. Семья на Палавене даже не
знает, жив ли он… наверняка, уже отмолили его душу. Эта мысль вызывает
грустную усмешку.
Гаррус застрял на Земле. Когда он осознал это,
то просто не мог поверить – то, что раньше было таким естественным,
теперь невозможно. Хотелось выть от собственной беспомощности, разрывать
броню на груди. Он не может быть там, где он нужен. Не может помочь. Он
заперт…
Но, как оказалось, для хорошего солдата дело всегда
найдется. Даже если война, казалось бы, закончена. В первую очередь
Жнецы уничтожили стратегически важные объекты – заводы, фабрики, но под
раздачу попали и простые гражданские объекты. Для восстановления было
необходимо колоссальное количество ресурсов, не хватало людей… так что
место нашлось и для потерянного в миллионах световых лет от родины
турианца.
И Гаррус с головой окунулся в работу. Охранял
продовольственные склады от мародеров, помогал в восстановлении
технологий, чинил сломанную технику. Иногда встречался с другими членами
команды Шепард, и уж тогда, несмотря на дефицит, они все вместе
напивались вдрызг. Делал, что угодно, лишь бы не думать.
О вынужденном сидении на этой чертовой планете.
О чертовых землянах, не имеющих ни малейшего понятия о дисциплине.
О своей семье на Палавене, с которой нет ни малейшей возможности связаться.
О Джейн Шепард.
О том, как она его обманула. Ушла, не дождавшись…
«Без
Вакариана не будет и Шепард». Ха. Какая ирония – вот без Шепард
Вакариан есть. Раздавленный, потерявший веру в себя, но живой.
«Я говорил тебе – встретимся в баре. Но я не смогу тебя там встретить… Где ты, Шепард? Жива ли ты?»
Когда
из иллюминатора «Нормандии» он смотрел, как «Горн» вместе с Цитаделью
разносит на куски, его сердце болезненно сжалась. Джейн, что с тобой?
Могла ли ты выжить в этом взрыве? Он пытался просчитать то, что
случилось на Цитадели, и не видел ни единого шанса. Взрыв. В открытом
космосе. Ни единого…
Но в груди все еще теплилась надежда. Ее
крохотный, временами почти гаснущий огонек теперь был его смыслом жизни.
Потому, что если нет Шепард, то не может быть и Вакариана. Но пока он
есть…
Если его родственники уже считают его мертвым – пожалуйста. Доказательств нет. Он будет верить. Ждать. И искать.
Земной
год проходил за годом. Худо-бедно Земля восстанавливалась. Наконец,
ритм жизни стал практически обычным. Люди вставали по утрам, шли на
работу, растили детей. Приходилось довольствоваться минимумом, но это
было неважно. Живя в бараках, грызя черствые сухари, люди и инопланетяне
радовались каждому новому дню. Потому что были живы. Ужас нашествия еще
не покинул их сердца.
Гаррус устал. Он не мог жить в неведении.
Мысль проверить, ждет ли его Джейн в баре, уже не раз посещала его.
Однажды, напившись с Джеймсом, он спьяну ляпнул ему об этом. Вега тут же
крепко взял его за плечо, заставляя посмотреть ему в глаза.
-
Даже не думай, Гаррус. Даже. Не. Думай. Если все вот так решат
отправиться на конфиденциальные встречи на том свете, то кто же жить-то
будет? Не ради этого она жертвовала собой, - взгляд серых глаз был до
странности трезв.
- Я не верю!!! – взревел Гаррус, с силой швыряя
пустой стакан в стену. Несколько постояльцев бара мутными взглядами
проводили его полет. Гаррус схватился за голову, покачиваясь туда-сюда
на стуле.
- Не верю… она жива… я не верю… - шептал он.
- Ну, уже готов, брат, - пробормотал Вега, подхватывая Гарруса, сползающего со стула, - давай, помогу…
Гаррус
что-то невнятно промычал, наполовину засыпая. Они с Джеймсом дошли до
казарм, пьяно петляя. Когда Вега скинул храпящего турианца на пол
комнаты, то сам едва устоял на ногах.
- Ты же знаешь, Щербатый, что я и сам… не верю… - прошептал он, сползая по стене…
После
этого случая Гаррус окончательно решил уйти в отставку. Он больше не
мог находиться в этом городе, где все напоминало о ней, не мог видеть
этих лиц. Бросив на стол начальника прошение, он решительным шагом
направился к ангарам – там он давненько припрятал для себя транспорт.
Чиня и совершенствуя какую-то разбитую земную колымагу, он сумел собрать
более-менее приличный одноместный транспортер. Конечно, если кому-то
приспичило бы страстно прижаться к нему сзади и обнять, он мог бы
превратиться в двухместный, но…
«Шепард, я скучаю по тебе…»
Он
уехал из Лондона. Колесил по земным дорогам, дышал земным воздухом. Эта
планета была так не похожа на его родину. Мотаясь от одного города до
другого, он все еще встречал следы былых разрушений на своем пути. По
мере возможностей старался помочь местным жителям, за что всегда мог
рассчитывать на кров. Вне Лондона он чувствовал себя лучше, но все равно
не мог оставаться на месте. Движение давало ему иллюзию жизни.
Прохладный ветер, бьющий в лицо, заставлял забыть о заботах. Он бежал от
самого себя и осознавал это.
А тем временем в народе уже
поговаривали о возвращении Архангела – хотя Гаррус и не считал, что
делает многое для землян, но в суровую послевоенную эпоху люди начинают
больше ценить то, чем могли пренебречь в мирное время…
Гаррус
понимал, что не может бежать вечно. Он хотел где-то остановиться – и не
мог. Какая-то часть его души просилась обратно, в Лондон. Он знал, что
возвращение снова пробудит в нем то чувство беспомощности и одиночества,
от которого он столько бежал.
И вот он вернулся. Снова шел по улицам, укутанным предрассветным туманом, прислушивался к знакомым звукам.
Здесь
все здорово изменилось, причем в лучшую сторону. Открылись новые
магазины – с производством и поставками продовольствия уже не было тех
проблем, что несколько лет назад. В парках, сожженных дотла лучами
Жнецов, теперь росли молодые земные деревца. Все-таки, чтобы Земля
восстановилась окончательно, должно пройти никак не меньше еще десяти
лет. А если ретрансляторы так и не будут восстановлены, то вскоре
земляне исчерпают и без того скудные запасы Солнечной Системы. Земля и
так перенаселена, так что такими темпами возможно, что скоро случится
второй апокалипсис. Уже планировались экспедиции к месту взрыва
ретранслятора, которые должны будут совершиться уже в ближайшем будущем.
По
восстановленным дорогам проносились транспортеры, над головой пролетали
челноки. Всюду виднелись агитационные плакаты и рекламные ролики, вроде
«Вступай в Альянс – помоги восстановить планету!», «Земля нуждается в
исследователях!», «Keep Calm and Carry On».
Вид города бередит
старые воспоминания. Это место безумно похоже но одно из мест их
сражений, возможно, это оно и есть… где-то там стоял Разрушитель…
дальше, на той площади, находился луч - доставка на Цитадель… там он в
последний раз видел Шепард. Она сказала ему возвращаться на «Нормандию».
Каким он был глупцом. Надо было наплевать на то, что броня синяя уже не
столько из-за задумки проектировщиков, сколько от его крови, и бежать
за ней, идти, ползти, если придется. Горько усмехнувшись, Вакариан
продолжил идти.
Гаррус приближается к историческому центру
города. От него мало что осталось – восстанавливали в первую очередь
функциональные здания, на памятники прошлого махнули рукой, ресурсов и
так не хватало.
Проходя по знакомым местам, турианец замечает
изменения. Несомненно, город возрождался. Совсем скоро все будет таким,
каким, вероятно, было до нашествия Жнецов – Гаррусу не с чем было
сравнивать. Вот здесь снесли полуразрушенное здание – теперь тут стоит
палатка с пунктом выдачи пайков. Вдоль этой аллеи насадили молодых
деревьев. То пустующее здание теперь оборудовали под школу. Там, на
площади, теперь стоит мемориал памяти. Ноги сами несут его туда…
Сколько
имен на мраморных досках. И сколько из них – знакомых… Гаррус скользит
взглядом по строчкам, вспоминает, как когда-то стоял на своей планете
перед похожим памятником со списком жертв войны Первого Контакта. Тогда
он ничего не чувствовал, безучастно смотря на глыбу темного камня.
Когда-нибудь и потомки ныне живущих не будут обращать внимания на этот
памятник. Не будут знать, сколько крови и страданий скрывается за
блестящими на солнце металлическими буквами. Забудут половину имен. А
имя Шепард будет чем-то абстрактным – да, была такая, спасла Галактику
сотню лет назад… но мы-то живем сейчас, а не тогда. Будут почитать, как
героя, но им и в голову не придет подумать о том, каким она была
человеком. Как она жила. Как чувствовала. Как любила…
Проводя пальцами по крупным буквам сияющей надписи, Гаррус горько усмехается.
- Нет. Я не верю, - шепчет он и, ссутулившись, резко разворачивается и уходит прочь.
Он
не хочет встречаться со старыми друзьями, даже с Вегой, который всегда
мог поднять настроение. Угрюмо смотря себе под ноги, он не заметил, как
пришел в тихий парк. Здесь были самые старые деревья из посаженных после
войны – они уже успели подрасти, хотя до вековых гигантов, когда-то
бывших здесь, им было еще далеко. Гаррус неторопливо зашагал по тенистым
аллейкам. Казалось, что он попал в другой мир – шум города стал глуше,
под молодыми кронами робко ворковали голуби. Где-то за живой изгородью
сверкала на солнце водная гладь. Свернув на узкую тропинку, турианец
смог разглядеть большой пруд, окруженный каменным парапетом по
периметру. По воде плавали какие-то серые птицы, и среди них иногда
величественно проплывали другие – большие и белые; кажется, они
называются «лебеди».
Гаррус присел на парапет, любуясь игрой
водяных бликов на камне. Провел рукой по чистой, изумрудной воде.
Несколько птиц подплыли поближе в надежде, что их чем-нибудь угостят, но
Гаррус не обратил на них внимания. Задумавшись, он рассеянно водил
рукой по воде…
И не заметил, как к нему подошла женщина. Свежий
ветерок с пруда играл ее короткими волосами рыжеватого оттенка, в
которых иногда блестело серебро. Гражданский комбинезон плотно облегал
чуть мальчишескую фигуру. Несмотря на такую одежду, женщину можно было
бы принять за военного – солдатская выправка, сильные руки с мозолями от
оружия. Женщина неуверенно смотрела на склонившегося над водой
турианца.
Наконец, Гаррус поднялся с парапета. Развернувшись, он
тут же наткнулся на взгляд смутившейся женщины. Его глаза удивленно
расширились, жвалы взволнованно подрагивали, когда он неуверенным
голосом спрашивал, больше всего на свете боясь, что ошибется:
- Джейн?..
Женщина
чуть вздрогнула и отшатнулась. Гаррус во все глаза смотрел на нее. Те
же движения. Те же глаза. То же лицо. Или все-таки нет?..
- Вы
знаете меня? – неуверенно спросила женщина; она стояла под деревом, и
Гаррус не мог рассмотреть ее до конца. Но голос так похож... Надежда,
вспыхнувшая в его груди, немного поостыла – он засомневался.
- Я не уверен, возможно, я обознался.
- Меня зовут Джейн, вы правы… но… я не уверена… мне кажется, что я тоже вас знаю… я… вы… вы ведь Гаррус? Гаррус Вакариан?
Гаррус
хотел верить, но сомневался. Возможно, его имя эта женщина узнала от
кого-то из знакомых… ему необходимо взглянуть на нее поближе. Он сделал
шаг в ее сторону.
- Да, это я. Простите мою бестактность, но я не уверен, что вы – та, о ком я думаю… вы не против, если я подойду ближе?
Турианцу
показалось, что женщина забормотала что-то вроде «Может, лучше не
стоит…», но он уже преодолел последний разделяющий их шаг и отодвинул
заслоняющие ее ветви дерева.
Увиденное заставило его внутренне вздрогнуть. Голос его срывался от ярости:
- Джейн… что с тобой случилось…
Его
рука потянулась к ее лицу, левая половина которого была изуродована
шрамами. На руках виднелись следы застарелых ожогов и ран, почти
сошедшие. Джейн шагнула к нему навстречу, тоже протягивая руку:
- Гаррус… да, это ты. Я помню тебя… теперь я помню…
Уже
не таясь, она прильнула к его груди. Гаррус осторожно обнял ее, бережно
прижимая, боясь, что в следующий миг она исчезнет, как мираж в пустыне.
Но она не исчезала, а ее теплое мягкое тело мерно шевелилось в его
руках в такт учащенному дыханию.
- Неужели это ты, Джейн? Где ты
была все эти годы? Последнее, что мы видели, это как ты поднялась на
Цитадель по лучу, а потом – взрыв… Джейн, что с тобой там случилось?
Она неуверенно подняла к нему глаза.
- Я не помню, Гаррус… - в ее голосе чувствовалось отчаяние и неуверенность.
- То есть… - опешил Вакариан.
-
Я ничего не помню, - тихо прошептала Джейн, сжимая его плечи. – Мне
только рассказывали, как меня нашли. Единственное, что я помнила, - уже
решительно сказала она, поднимая взгляд, - это ты.
Гаррус присел под ствол дерева, увлекая за собой Джейн. Обняв ее, он проговорил:
- Расскажи мне все, что знаешь. Что происходило с тобой все эти семь лет…
Джейн
заговорила, положив ему голову на плечо. А турианец сидел, поглаживая
ее по волосам, вдыхая почти забытый запах, и не замечая блестящих
дорожек, бегущих из глаз…
***
Я очнулась на корабле.
Вокруг суматошно бегали солдаты, звали врача. Все тело болело, и я
совершенно не понимала, где нахожусь и что творится вокруг. Я часто
теряла сознание, бредила, и не могла понять, что есть явь, а что – лишь
сон. Мне чудились гигантские стальные машины, какие-то люди… но я не
знаю их. Несколько раз мне виделось лицо турианца, и мне почему-то
казалось, что я его хорошо знаю… я даже помнила его имя – Гаррус. Я
знала, что он (то есть, ты) – самый близкий для меня. Иногда мне
казалось, что ты приходишь, стоишь рядом, держишь меня за руку… и мне
сразу становилась так хорошо… я улыбалась, но от улыбки все лицо тут же
жгло огнем боли, и видение рассеивалось. Не знаю, сколько прошло
времени, прежде чем я смогла трезво оценивать происходящее вокруг.
Позже
врачи говорили мне, что патрульный корабль Альянса обнаружил дрейфующую
в космосе поблизости от Земли спасательную капсулу. То, что внутри
оказался живой человек, было огромной удачей – после боя с флотом Жнецов
мало кто успел эвакуироваться с взрывавшихся кораблей. Они говорили,
что меня, несомненно, задело взрывом «Горна», что и является причиной
потери памяти. Многочисленные раны залечить было непросто – видишь,
какая я теперь… хотя, я не очень хорошо помню, какой была раньше.
Первой
моей осознанной просьбой было узнать, где находится Гаррус Вакариан.
Да, позже я вспомнила полное имя. Они порядком удивились, но пробили по
базе и сказали, что он находится в Лондоне и в составе волонтеров
Альянса помогает восстанавливать Землю после нашествия. Я не помнила, о
каком он говорит нашествии, и это меня мало интересовало. Тут же я
задала следующий вопрос: «Где мы находимся?». Врач, видимо, в проявлении
интереса к окружающему увидел тенденции к выздоровлению, поэтому охотно
пояснил, что я нахожусь в Государственной Лондонской Больнице.
Лондонской!.. Мы с тобой были в одном городе с самого начала. Я тут же
почувствовала необъяснимое возбуждение, потребность встречи с тобой. Я
требовала у врача, чтобы он отвел меня к тебе, дал позвонить, но он,
отделываясь фразами вроде «Вы еще слишком слабы», «Куда вам с вашими
ранами?», «Никуда он от вас не денется», что-то наколдовал с капельницей
– и я уснула… больше на мои расспросы о тебе врачи не отвечали, видимо,
посчитали это вредным для моего здоровья. Хах.
Выздоровление шло
медленно, но я надеялась встретить тебя, после того как выйду из
больницы. От врачей я узнавала о нашествии, о ходе восстановления
города. Они не раз пытались идентифицировать мою личность, но никаких
документов при себе у меня не было, а сама я ничего не помнила. Иногда
где-то внутри меня шевелились смутные воспоминания, связанные с войной и
Жнецами, но они никак не могли оформиться. Я ждала.
Наконец,
однажды медсестра, сменявшая мне повязку на лице, с удовлетворением
сказала, что раны практически зажили, правда, шрамы уже вряд ли сойдут.
Но если захочется их свести, всегда возможно хирургическое
вмешательство, но сейчас нет необходимого оборудования и денег. Мне это
было неважно – я спросила, скоро ли меня выпишут. Медсестра с сожалением
ответила, что еще слишком много серьезных ран требуют лечения и
отслеживания – перелом ноги еще не сросся до конца, я не могла ходить;
на теле было множество ожогов. Откуда-то из живота хирурги извлекали
осколок, а после такой операции нужен еще длительный надзор и диета… мне
хотелось выть от собственной беспомощности.
После медсестры ко
мне зашел один из врачей, и так и застыл на пороге. Взглянув мне в лицо,
он выскочил из палаты и о чем-то зашептался в коридоре. Я слышала
удивленные возгласы. В дверь просунулся любопытный нос медсестры;
напоровшись на мой недоумевающий взгляд, девушка что-то пискнула и
выскочила обратно. Я слышала их сбивчивый шепот: «Это она!», «Вы
уверены? Ее лицо все в шрамах…», «Я смотрел запись церемонии посвящения
Шепард в СПЕКТРы, говорю тебе – точно она!». Теперь в палату сунулся уже
врач; шустро юркнув обратно, он снова горячо зашептал: «Точно тебе
говорю!», «Ну так давай спросим!». Они вместе зашли в палату, неловко
замявшись в дверях. Я абсолютно ничего не понимала. Наконец, врач
заговорил, откашлявшись:
- Мы знаем, что при вас не было найдено
документов, а вы страдаете от потери памяти… но, возможно, вы – Джейн
Шепард? Это имя вам ничего не напоминает?
- Конечно, напоминает, -
хрипло фыркнула я; в глазах врача загорелась надежда, - все только о
ней и говорят, что именно она спасла всех нас от Жнецов. Да, я слышала
это имя из новостей, и, если это действительно благодаря ей мы все живы,
то навряд ли это я. Простите, я не помню…
Медсестра победно взглянула на понурившегося врача. Тот, отмахнувшись от нее, все допытывался:
- Но, если мы будем так вас называть – что вы почувствуете?
Я
задумалась. Джейн Шепард? Имя великой героини? Внутри что-то смутно
шевельнулось – я представила, как ты зовешь меня по имени, и получилось,
что зовешь именно так: «Джейн…». Но я – и вдруг герой Галактики? Не
верится. Я с сомнением покачала головой.
- Не помню. Может – да, может – нет.
Врач устало вздохнул:
- Ну, ладно. Мы все еще не будем записывать ваше имя в журнал. Отдыхайте… Джейн.
Медсестра усмехнулась, и они вышли из палаты.
А
ведь ты искал меня, Гаррус? В списках мертвых, раненых… Искал. А никто
просто не знал моего имени. Лицо изуродовано, голосовые связки обожжены.
Навести справки в Альянсе стало возможным только намного позже, после
выздоровления.
А тот врач все никак не сдавался. Тем же вечером
пришел с КПК, на который накачал фотографий команды Шепард. Я видела
лица, но ничего более смутных чувств не возникало – знаешь, как бывает,
когда пытаешься вспомнить сон, но он упрямо от тебя ускользает,
заставляя мучиться, томить что-то в груди… На фотографиях я узнавала
лишь тебя. «Это Гаррус», - когда я решительно назвала твое имя, радостно
тыкая в экран, врач здорово приободрился. Он начал показывать другие
фотографии с тобой, но их было немного. Задавал наводящие вопросы,
пытался заставить вспомнить. Но я лишь с глупой улыбкой смотрела на
изображения. В конце концов, так ничего и не добившись, врач ушел,
оставив мне КПК. А я засыпала, глядя на фотографии, и в голове почему-то
проносилось: «Я – Гаррус Вакариан, и это мое любимое место на
Цитадели».
После выздоровления последовала реабилитация.
Приходилось практически заново учиться ходить. Было сложно, но теперь у
меня была цель – я должна была найти тебя. Теперь это стало смыслом моей
жизни. Я верила, что, как только я тебя увижу, то все белые пятна тут
же заполнятся, все станет на свои места. Я надеялась и ждала.
Наконец,
настал день, когда врачи посчитали меня здоровой. Мне выдали пистолет,
который нашли вместе со мной, и какую-то гражданскую одежду. Я тут же
ринулась в ближайший пункт приема волонтеров в Альянс. На мой сумбурный
вопрос стоящий в окошке парень пожал плечами, покопался в терминале и
выдал, что ты ушел в отставку. Вот так. Ниточка была обрезана –
говорили, что ты уехал, никому не сказав не слова. Ты меня не дождался
совсем чуть-чуть…
Увидев мое расстройство, парень попытался
как-то помочь. От него я узнала, где можно восстановить документы. Там я
все-таки надеялась узнать, кто я есть на самом деле…
Для восстановления документов меня попросили назвать имя. Пришлось признаться, что я потеряла память.
-
Тогда будет сложнее, - нахмурившись, проговорила пожилая женщина, - мы
попытаемся сопоставить ваши отпечатки пальцев и снимок сетчатки глаза с
нашей базой.
Это сработало – оказалось, что я действительно Джейн
Шепард. Не знаю даже, для кого это известие было большим шоком – для
меня или для работников Альянса. Ты бы видел, какие у них были лица!..
Но я сама никак не могла поверить. Память сыграла со мной злую шутку – я
ничего не знала о Жнецах, их вторжении.
Меня попросили
поселиться пока в казармах. Что ж, идти мне все равно было некуда. На
следующий день со мной переговорил адмирал Хаккет – его лицо казалось
мне смутно знакомым… Убедившись, что я ничего не помню, он решил не
разглашать, что Шепард жива. Во всяком случае, пока. Предложил
продолжать службу, сетовал, что уже не сможет собрать мою старую команду
– все распылились по Земле. Но я отказалась. Я не помнила годы службы, и
не была уверена, что мне этого хочется, хотя, возможно, большинство
нужных навыков и вспомнилось бы по ходу. Я не помнила команду –
возможно, при встрече и общении с кем-то из них память и начала бы
восстанавливаться, но теперь, когда они разъехались, это было
трудноосуществимо.
Да и, признаться, мне не хотелось службы, не
хотелось встречи с ними. Я все это время бредила тобой, мысль о том,
чтобы встретить тебя, стала моей манией. Но найти тебя своими силами не
представлялось возможным, а нужные знакомые, если у меня и были, то
память не удосуживалась подкидывать воспоминания о них.
Я уехала
из города. Альянс не поскупился на мое обеспечение. Я купила квартиру в
другом городе – не таком большом, как Лондон, и, возможно, поэтому
намного меньше пострадавшем. Моя квартира была на самом верху высотки, с
выходом на крышу. Мне почему-то нравилось подниматься туда на рассвете и
стрелять из пистолета по бутылкам. В эти моменты я особенно ярко
представляла, как ты с усмешкой следишь за моими выстрелами, комментируя
«Ну, не всем же быть такими же отличными стрелками, как я». Мне
хотелось обнять тебя, прижаться, но видение рассеивалось…
Я
искала в экстранете. Регулярно наводила справки в Альянсе. Но ты был
неуловим, как эти видения. Иногда я приезжала в Лондон, всегда в первую
очередь спрашивала о тебе. Но ты не появлялся…
Представляешь, в
экстранете я даже нашла собственную биографию. Читая ее, я узнавала и не
узнавала себя. Мне постоянно казалось, что ты – это ключ ко всему. Я
искала и ждала…
Сколько лет прошло, Гаррус? Семь лет… семь долгих лет…
Вчера
утром я проснулась, как от резкого толчка. И поняла – настало время
снова посетить Лондон. Привычно справившись о тебе и не получив никакой
информации, я пошла по городским улицам. Думала о тебе. Иногда мне
казалось, что в окружающем пейзаже улиц я узнаю образы прошлого. Вот
вместо дома – куча руин; за ними стоишь ты, прячущийся от выстрелов
каких-то монстров… я даже вспоминаю их названия – каннибалы, налетчики. Я
испытывала какое-то предчувствие, ожидала чего-то хорошего – давно со
мной такого не было. Но даже не ожидала, что найду тебя…
Ведь
теперь я все вспомню, правда? Ты ведь поможешь мне? Уедешь со мной, и мы
вместе будем стрелять по бутылкам, как тогда, на Цитадели… да, я помню –
это было на Цитадели. И… да, я вспоминаю еще много чего… Гаррус…
Гаррус, почему ты плачешь?
***
Под деревом в парке
возрождающегося города сидели турианец и земная женщина. Седые волосы
сверкали в рыжих волосах, и, в унисон им, сверкали стекающие по лицу
турианца слезы.
- Теперь я тебя никому не отдам, - прошептал Гаррус, крепче обнимая Джейн. – Я ни за что не потеряю тебя во второй раз.
Джейн прижималась к его груди. Из ее глаз стекали слезинки, на миг застывая в ямочках щек, а на губах играла счастливая улыбка…
Где-то в центре Лондона взревел транспортер, превратившийся из одноместного в двухместный.
Фанф писался мной, и размещался на фикбуке... о том, что он будет выложен где-то еще, меня не предупреждали. И, наткнувшись на него в другом месте под незнакомым имненем, как то малость удивилась... http://ficbook.net/readfic/336290 вот и ссылка, собственно
Хм. Вообще-то, автор не только предупрежден. Получено согласие от Trava52 на Форнакс.ру. Или она не автор? В таком случае, я прошу прощения. Могу удалить.
0
