Домус, популярная игра среди турианцев, предполагает использование круглой доски с зелеными кругами и синими алмазами, символизирующие планеты и космические станции соответственно. Это напоминало Шепард шахматы, хотя игровыми фишками были модельки кораблей флота Иерархии, а не феодальная армия средневековой Европы. Другим значительным отличием было то, что фишки могли двигаться по Домусу куда угодно, в зависимости от того, каким ретранслятором, показанным в виде желтых квадратов, воспользоваться. Конечной целью игры было колонизировать каждую планету на доске и уничтожить все силы своего противника. Акцент на строительство Империи был не случайным, исходя из культурной одержимости распространить свою военную мощь и влияние на тысячи миров.
Учитывая, что это ее первый игровой опыт, Шепард думала, что она сделала несколько хороших ходов, но было очевидно, что Гаррус был опытным игроком в Домус, и что его победа была неизбежной. Он уже занял большую часть планет и его войска злобно окружили ее крепости, методично уничтожая их. Она подозревала, что он мог бы победить ее и раньше, но вместо этого он веселился, отдав предпочтение более слабым ходам, жертвуя некоторыми своими силами, чтобы продлить жизнь игре.
Гаррус подпер щеку своей когтистой рукой, обдумывая следующий ход. "Хм ... Это сложный вопрос."
Очевидно, это было вовсе не так сложно, как он хотел показать. Секунду спустя он перевел один из своих дредноутов через ретранслятор, поместив его рядом с последней оставшейся космической станции Шепард.
"Теперь ты просто играешь со мной", сказала Шепард. "Я знаю, что ты гораздо, гораздо лучше знаешь эту игру, чем делал вид."
"Ой, и правда. Я играл в нее, когда был ребенком."
"Странно, что твоего отца так долго нет," сказала она. "Я сдаюсь. Забирай свою победу. Ты ее заслужил".
Он уставился на игровые фишки так, будто это был настоящий план битвы у станции Синеар. "Я не уверен, что хочу его видеть. Как ты меня уговорила?"
"Так же, как и обычно: чрезмерное количество очарования."
Он усмехнулся. "Ну, это одна из теорий".
В отместку на эту колкость, она нагнулась над доской и опрокинула его флот из дредноутов одним движением руки. "Сожалею. Жнецы уничтожили твои корабли. Извини. Думаю, ты проиграл."
"Ха, очень разумно, Джилл. Ты просто не можешь справиться с моим остроумием и невероятным тактическим мастерством."
"Ты смеешь издеваться над Жнецами, называя их неразумными? Мы раздавим вас, жалкие органики!"
Шепард была готова ударить рукой по доске, скинув с нее все на землю, когда увидела Бастиона Вакариана, прихрамывающего по металлической дорожке к Кворумским архивам, где были созданы таблицы Домуса для общественного пользования.
Она немедленно выпрямилась на своем стуле и попыталась быть похожей на ответственного, законопослушного взрослого, того, кто умеренно выпивает в респектабельных барах, у кого есть план пенсионных накоплений, и нет никаких пятен в кредитном деле. Она надеялась, что не похожа на человека, который общается с ИИ, позволила Гету, преступнице и сумасшедшему крогану присоединиться к команде корабля и сохранила частично отключенное устройство ментальной обработки Жнецов, которое должно стать доказательством скорого вторжения.
Гаррус обратил внимание на изменения в ее поведении. "Черт. Он идет, да?"
Она кивнула. "Все хорошо. Расслабься. Ты делаешь ему одолжение. Вот так."
Бастион увидел их, и его взгляд сфокусировался на Гаррусе, а затем переметнулся к Шепард. Она могла понять, почему его сын стал снайпером. Под его взглядом она чувствовала, что не могла двигаться, и что он мог выстрелить в любую секунду с убийственной точностью.
Они договорились встретиться со старым турианцем недалеко от архивов, в месте, которое он и Гаррус хорошо знали. Гаррус не рассказывал о своих воспоминаниях, связанным с этим местом, но Шепард чувствовала, что они были приятными. По крайней мере, это было общественное место, не в столь опасной близости к детству Гарруса, как захудалая квартира на станции Гонореи, в которую он отказался вернуться.
"Здравствуй, сынок", сказал Бастион. "И вам доброго дня, коммандер Шепард."
Шепард поднялась со стула, предлагая ему свое место. Как только она это сделала, Гаррус схватил ее за руку, бросив на нее укоризненный взгляд, который сказал ей, что он подумал, что она затащила его сюда, а затем собиралась быстро отступить, бросив его одного.
"Я хочу взять еще один стул, " сказала она.
Он сжал ее руку прежде, чем отпустить ее, молча попросив не уходить.
"Я вижу, вы играете в Домус". Бастион пытался говорить примирительным тоном, абсолютно не соответствующим его мрачному выражению лица. "Прошло много времени с тех пор, как ты в последний раз играл в Домус".
"Семь лет," сказал Гаррус сквозь сжатые зубы. Если это число имело какое-то особое значение, Шепард этого не знала, но воздух, казалось, резко похолодел. Забавно, как торжественное отеческое присутствие Бастиона могло превратить теплый день на Палавене в принудительный марш через горы Новерии.
Позаимствовав стул у пустого стола, Шепард поставила его в единственном доступном месте - прямо между двумя Вакарианами. Она чувствовала, будто их взгляды в конечном итоге могли бы прожечь дыру в ее черепе.
"Гаррус был чемпионом академии", сказал Бастион. Шепард предположила, что эта информация была направлена на нее, хотя старый турианец не сводил решительного взгляда со своего сына. "Он был третьим на национальном турнире, если я правильно помню. Если бы он меня послушал, я думаю, что он, возможно, пошел бы еще дальше. Домус - игра генералов, знаете ли."
"Он очень талантлив", ответила она.
Не похоже, что это успокоило Бастиона. "Талантлив, конечно. Он всегда проявлял огромный потенциал. Но таланты должны быть развиты и направлены на общественное благо. В противном случае, это не более чем тщеславие."
"Мы здесь не для того, чтобы говорить обо мне", сказал Гаррус. "Я пришел сюда, чтобы сказать, что я не останусь на Палавене. Если ты хочешь сохранить свое гражданство, ты должен просто вернуться к судье и попросить об этом. Шепард говорила с одним из Примархов и она сказала, что, по закону никто не может отнять его от вас."
Глаза Бастиона сузились, и он рассеянно постучал тростью по металлической ножке стола - дзинь, дзинь, дзинь. Звон, казалось, выражал его разочарование. "Итак, ты сделал выбор. Я боюсь, что он неверен, но, возможно, это моя собственная вина. Знаю, я никогда не показывал тебе легких путей, Гаррус. Я надеялся, что ты научишься отличать легкий путь от правильного пути".
"Поверь мне, выбор был очень сложным. Это было самое болезненное решение в моей жизни".
"Это потому, что ты понимаешь, что ты ведешь себя бесчестно. Боль ты чувствуешь из-за своего стыда. Это признак того, что не все еще потеряно".
"То, что я не хотел идти сюда, не имеет ничего общего с честью и бесчестьем. Я просто поступаю с тобой так, как ты поступил со мной."
"Все, о чем я тебя просил, это вести себя прилично и проявлять должное уважение к духу закона, который регулирует все действия и призывает всех людей к ответственности за свои поступки. Я не думаю, что это неразумно."
"Меня не заботит, что ты считаешь разумным. Я пришел сюда только для того, чтобы сообщить тебе, что тебе вовсе не обязательно терять гражданство. Что ты сделаешь с этой информацией зависит от тебя."
Гаррус поднялся со своего места, толкнув стол и снеся оставшиеся фигурки Домуса.
Шепард скрестила руки на груди, кинув на него предостерегающий взгляд. Он уверил ее, что не станет убегать при первых признаках проблемы. Она не могла понять, как он может быть спокойным, находясь под градом вражеских пуль, но как только появлялся его папа, он становился нервным, как в первый день в армии.
"Это все, что ты хочешь ему сказать?" спросила она.
"Нет. Еще я хочу сказать, - я нашел свой собственный путь. Если он не может принять это, ну, в общем, это его проблемы. Возможно, когда Жнецы придут, он поймет, что то, что я делаю, важно, слишком важно, чтобы сдаться."
"Я никогда не сомневался, что у тебя благие намерения," сказал Бастион. "Но я полагаю, что более вероятно, что твое понимание обязанностей было искривлено другими проблемами. Ты слишком эмоциональный, и ты сгоряча принимаешь небрежные решения, о которых обязательно пожалеешь."
"Я не собираюсь жалеть об этом."
"Ты пожалеешь, когда перестанешь хотеть ее."
Шепард вцепилась руками в седушку своего стула, врезавшись ногтями в пластмассу. Слова турианца ударили ее, ужалив так больно, будто он врезал ей кнутом по лицу.
Гаррус наклонился вперед над столом, его жвалы раздвинулись, демонстрируя острые зубы. Его ярость была раскаленная добела, а взгляд голубых глаз стал острее ножа. "Я люблю ее. И это не изменится."
Бастион внимательно следил за своим сыном, тщательно наблюдая за его реакцией, и Шепард снова была поражена его спокойствием и чувством собственной убежденности, даже если он был чертовски несправедлив.
"Привязанность может разбиться, столкнувшись с реальностью. Ты не можешь по-настоящему совокупляться с человеком. Она не сможет продолжить род. Возможно, чужая биология очаровывает тебя, возможно ты хочешь побунтовать, интересуясь человечеством и их новомодной культурой, но однажды ты захочешь быть среди твоего собственного вида. Ты поймешь последствия своего решения, и реальность ударит тебя. Это заставит тебя понять, что ты бросил безопасность своего домашнего мира и достоинство твоей родной культуры ради ребяческой прихоти."
Бастион следил за Шепард с клиническим интересом. Возможно, он был рад обнаружить, что перспектива потери его сына причинит ей боль. Но он горделиво считал, что у Гарруса есть и потенциал, и способности, чтобы достойно служить на пользу Иерархии. Она холодно встретила его взгляд, напоминая себе, что у него не было никакой власти над нею, и что его контроль над Гаррусом закончился давным-давно.
"Я сожалею, если мои слова кажутся вам резкими, Шепард. Но по своему опыту я знаю, что безумные увлечения молодого человека недолговечны, особенно когда связь неподходящая и представляет много трудностей. Я думаю, что ваш собственный отец высказал бы подобные возражения, если бы он был здесь и увидел бы, что вы участвуете в деле, которое может закончиться ужасно."
Шепард подумала о своем отце и чуть было не рассмеялась. Он скончался за год до того, как она присоединилась к Альянсу. Его смерть ускорилась любовью к еде, выпивкам и женщинам, всем женщинам, непрерывному каравану тех, что приходили к нему, когда она была ребенком, а ее матери не было на станции, безвредными 'тетушкам', которые красили Шепард ногти или покупали ей пиво. После неизбежного разоблачения, раздела имущества и развода, он завел себе новую жену и обращался с ней точно так же, не желая извлекать урок или просто желая проверить, как далеко он мог зайти прежде, чем она прекратит любить его. Старик Шепард благословил бы любой партию, которую она бы сделала, если бы она сказала, что она счастлива, и если бы ее партнер был готов смеяться над его шутками. Если бы он был жив, когда она оказалась впутанной в скандальные отношения с турианцем, то он просто назвал бы это 'опытом'. Бастион Вакариан и Роберт Шепард никогда не поняли бы друг друга.
"Если бы мой отец был здесь, я не думаю, что он сказал бы что-то плохое о Гаррусе", сказала она.
"Значит, он небрежен. Но это другая культура, и я не буду врать, что понимаю ее. Может быть, человеческие отцы меньше заботятся о благополучии своих детей, полагая, что они будут учиться на своих собственных ошибках."
"Разве ты не рада, что мы пришли помочь ему?" сказал ей Гаррус. "Вот тебе и плата за хорошее дело."
Она поднялась со своего стула, увеличивая расстояние до Бастиона. Было легче игнорировать силу его осуждений, когда она смотрела на него сверху вниз. "Я думаю, что вы ошибаетесь. Я могу вам не нравиться, но вы заботитесь о Гаррусе. А это не самый лучший способ удержать его в вашей жизни."
"Моя жизнь мало что значит без моей чести", сказал Бастион. "Все мои надежды на будущее, Гаррус, в тебе."
Гаррус покачал головой. "Найди что-нибудь еще, во что ты сможешь вложить свою жизнь. Это все, что я хотел тебе сказать."
"Я не откажусь от своих слов. Я отказался от моего гражданства. Я буду стоять на своем до последнего. Я не сломаюсь".
"Я восхищался тобой. Я тебя всегда уважал. Я все еще... хочу, чтобы все было хорошо. Но единственная вещь, которой ты меня научил - всегда стараться все делать правильно. Для меня это - правильно, нравится тебе это или нет. Я не собираюсь отступать."
"Очень хорошо. Если я потерял тебя, то не без борьбы. До свидания, мой сын."
"Береги себя," сказал ему Гаррус.
Бастион кивнул Шепард, опустив свою трость на колено. "Вы победили, Коммандер. Докажите, что вы достойны оказанного мною доверия."
"Конечно", сказала она. "Всегда".
Они оставили старого турианца с упавшими частями Домуса. Она могла чувствовать его взгляд на них, когда они ушли, но у нее не было никакой жалости к нему. Она думала, как помочь ему, но он сам не собирался себя спасать и, таким образом, он сам, своей ужасной гордостью навлек проблемы на свою голову. Она почувствовала себя свободнее, когда они свернули за угол и скрылись с его глаз.
Гаррус молчал несколько минут, и Шепард не хотела давить на него раньше, прежде чем он будет готов. Она была не уверена, была ли полезной новая встреча с отцом или она сделала только хуже. Возможно она ждала слишком многого, будучи воспитанной на тех фильмах, в которых в последний момент перед смертью родители признались, что любят своих детей, и это стирало все сомнения, всю боль. По крайней мере, отец и сын разговаривали друг с другом, хоть какое-то подобие отношений между ними было. Учитывая упорный характер Бастиона, все прошло лучше, чем можно было надеяться.
"Не могу поверить, что он вспомнил турнир по Домусу", наконец сказал Гаррус. "Это было так давно."
Шепард взглянула на него, удивившись, как хорошо он все воспринял. Она ожидала, что он, по крайней мере, будет молчать еще минут десять до того, как она получит хоть намек на то, о чем он думает. "Он гордился тобой, по-своему. Он просто странным способом это показывал."
"Да, ну, в общем, это не имеет особого значения. Я рад, что сказал ему, что выбрал свой путь, даже если он упрям как черт. Я только сожалею, что он начал говорить обо всей этой ... биологической ерунде. Он не знает, о чем говорит."
"У него есть свои пунктик," сказала она. "Я имею в виду, если наличие детей важно для тебя, тогда -"
Гнев, кипевший в его глазах, растаял, заменившись потрясением. "Я когда-либо выражал интерес к детям? Ну, кроме высказывания своего мнения о малолетней шпане на Омеге?"
"Нет, не помню."
"Потому что они для меня не на первом месте. Я понимаю, дети - будущее, и все такое, но их наличие полностью изменит мою жизнь," сказал он. "Так ведь, Джилл? Я не думал, что для тебя это так важно, но возможно я ошибался..."
Она с облегчением рассмеялась. "Неееет. Я и о рыбе-то своей позаботится не могу, помнишь?"
"Ну что ж, кризис предотвращен."
"Ты правда участвовал в национальном чемпионате по Домусу"? спросила она, желая сменить тему. "Забавно, ты никогда не упоминал об этом".
Он пожал плечами. "Должна же у меня быть хоть какая-то тайна? Особенно сейчас, когда у меня нет никакого личного пространства".
"Теперь я чувствую себя немного менее глупо, когда знаю, что получила под зад от одного из трех лучших игроков в Домус на Палавене".
"Я сомневаюсь, что я такой уж лучший". В его голосе явно послышалось смущение. Без сомнения, его мастерство в Домусе было еще одной уступкой его отцу, допущенную из чувства долга, чтобы стать идеальным молодым турианцем. "Ну, если хочешь, я научу тебя играть в эту игру. Это будет хорошей практикой по стратегии перед Жнецами. Знаешь, когда мы в конечном итоге получим эти армии... "
"Звучит заманчиво. Но у меня есть одно условие."
"Какое же?"
"В следующий раз мы будем играть по новым правилам. Домус на раздевание. Ведь, чтобы побить великого Гарруса Вакариана, тактического гения, у меня должна быть просто экстра-мотивация".
Он хихикнул. "Хорошо, тогда начнем сразу, как вернемся на корабль. Предупреждаю сразу: то, что на тебе надето сейчас, я сниму в два хода."
"И сколько времени тебе понадобится, чтобы колонизировать все мои планеты?"
"Мм, я не стал бы торопиться. Мы, турианцы, рассматриваем строительство Империи как очень серьезный вопрос. Кроме того, мне нравится наслаждаться каждым завоеванием."
***
Пробужденные от длинного сна, Жнецы скользят сквозь темное пространство. Они огромны и, хотя вовсе не кажутся быстрыми, их темп устойчив и решителен, сохраняя идеальный строй. В полете они сгибают свои щупальцы, проверяя свои возможности после тысячелетнего сна. Пустота беззвучна, но их голоса бьют по сознанию, по звуку похожие на свист дрели. Если это их язык, то слов понять невозможно, и от него закладывает уши.
Шепард больше не должна была спать, чтобы увидеть их. Видения были быстрыми вспышками, длились всего сотую долю секунды, но ей это все равно нравилось все меньше. Как хотелось быстрее попасть на Совет Первенства, покончить с этим, уничтожить это устройство. Как только они уничтожат его, жизнь на Нормандии снова станет прежней – или, по крайней мере, вернется к ее обычному уровню ненормальности. Данные, которые они собрали об этом устройстве, могли бы стать отличным доказательством потому, что они доказывали, что устройство управляло темной энергией, создавая психологические эффекты, которое известные разумные расы никогда бы не воспроизвели в своих собственных технологиях.
Однако она задавалась вопросом, стоили ли потенциальная выгода такого риска, вопрос, который всегда неожиданно возникал, когда они имели дело с неизвестными устройствами.
Потирая глаза, Шепард села за стол и открыла один из файлов данных, которые Легион направил на ее компьютер. В последнее время, эти файлы стали ее основным материалом для чтения, в особенности дневники Сарена Артериуса, которые оказывали странное влияние на нее. Она знала, что это уже болезнь, почти безумие, но она испугалась, поняв, что ее сомнения очень похожи на те, что были у него. Они оба знали о Жнецах, понимая необходимость быстрых действий по борьбе с угрозой, которую мало кто поймет - но он выбрал умиротворение, а она выбрала полномасштабную галактическую войну.
Она мечтала преуспеть там, где он потерпел неудачу, но не было никаких гарантий. Возможно, было что-то, что она могла бы извлечь из его истории. По всей видимости, Сарен начал вести дневник за несколько лет до столкновения с Властелином, намереваясь оставить ценный исторический документ на галактической арене. Пока он не мог претендовать на внушительную оплату своих поездок в качестве Спектра, он, казалось, решил оставить свой след в истории для потомства. Эта обеспокоенность тем, каким он останется в истории все возрастала с тех пор, как он попал под власть Жнецов. Она прокрутила страницу вниз, чтобы прочитать запись, сделанную за два месяца до Иден Прайм.
"Невозможно противостоять Жнецам и выжить. Чтобы выжить, мы должны понимать логику машин и продемонстрировать им свою полезность, пока не стало слишком поздно. Лучше сотрудничать с бессмертными, чем быть уничтоженными. Было бы глупо информировать Совет о своем открытии. Сомневаюсь, что они могли бы представить себе такой грандиозный проект. Они бы назвали это безумием. Советники - близорукие дураки, сосредоточившиеся на мелких проблемах колоний и планет, на том, сохранить ли сотню жизней или нет, не в состоянии увидеть более важные проблемы. Когда сталкиваешься с массовым вымиранием, жертва в тысячу планет или миллиард жизней ничего не значит. Я отправил приглашение Найлусу присоединиться ко мне на этой важнейшей миссии. Несколько раз я был готов заговорить с ним, но он настаивал на занятости своего графика тривиальными заданиями. В последнее время парень также показывал тревожный и неправильный интерес к "поднятию человечества для общего блага", благотворительный проект, если я правильно понял. Если он думает помочь людям добиться статуса Спектра, то, я боюсь, он не является достойным представителем турианской расы для знакомства с Властелином."
Шепард помнила первый раз, когда она столкнулась с Найлусом на Нормандии. Он был строгим и требовательным с жесткими манерами и очень молчаливый, большая часть команды сочла его зловещим. Изначально она не доверяла ему, возможно из-за слухов, ходящих по палубам или, возможно, потому что у нее не было опыта работы с турианцами. Сейчас ей было гораздо легче понять и оценить невероятный риск, который взял на себя Найлус, рассматривая ее как потенциального Спектра. Было странно думать о нем, как об одном из ее наставников, но он сыграл важную роль в ее развитии, и его изначальная поддержка сыграла важную роль в получении ею статуса Спектра. Она позже поняла, что он был чужим среди своих товарищей турианцев, всегда держал подозрительную дистанцию, и таким образом, он покинул их замкнутый мир и открыл для себя возможность сотрудничества с Альянсом.
К этой записи было добавлено несколько строк, охлаждая запоздалую мысль:
"Мне трудно отделить свои мысли от них. Это началось как галлюцинации и изменения в настроении. Их было легко распознать и возразить, ничего особенного. Теперь они более коварны. Я знаю, что голоса есть, но я не могу распознать их влияние. Я должен сомневаться в каждом решении, которое я принимаю, прослеживая их ментальное влияние. Я должен быть союзником, а не рабом. Эти записи помогут напоминать мне о моих целях. Объект на Вермайре должен дать много ответов."
Вермайр дал необходимые ответы, хотя и не те, что он хотел услышать. Сарен надеялся найти возможность противостоять ментальному влиянию, что-то, что он мог бы использовать, когда почувствовал, что его свобода испаряется, но возможно, уже было слишком поздно, и эти исследования были выгодны Жнецам, а не Сарену.
Читая его записи, Шепард уже знала, что также ступила на скользкую дорожку. Доказательства, которые она намеревалась использовать, чтобы убедить Примархов в существовании Жнецов были очень опасны и становились все более опасными с каждым днем. Когда придет время уничтожить устройство, щелкнет ли что-то в ее голове, что-то, что помешает ей сделать все правильно и взорвать устройство? Она доверилась своей интуиции и повторила, что надо потерпеть четыре дня, и безумие закончится, четыре дня, и она избавится от проклятой штуки, но что, если ее уверенность и была безумием, признаком ментального внушения? Оторвавшись от экрана, она попыталась успокоить себя напоминанием, что осталась всего одна ночь до Совета Первенства. Конечно, они могли продолжить ту азартную игру еще несколько часов. Когда она снова посмотрела на экран, то удивленно увидела, что она просмотрела записи аж за три года. Они не были датированы, но время легко угадывалось. Следующие записи были сделаны во время ее погони за ним.
"Совет послал маленького человеческого протеже Найлуса, чтобы схватить меня. Бесполезно. Получив в наследство файлы моего старого друга, я уже изучил послужной список Шепард, ее психологический портрет и личные качества. Если ею так же легко манипулировать, как и ее наставником Андерсоном, мне нечего беспокоиться. Скорее всего, геты убьют ее.
Они приветствуют меня, как пророка, хотя их истинная верность принадлежит Жнецам, которых существа глупо называют "старыми машинами". Они строят святыни своим богам. Властелин говорит о них с презрением. Он находит их обожание оскорбительным. Я должен быть осторожным, чтобы показать, что органические виды различны, что мы можем предложить нечто большее, чем бессмысленные похвалы.
Горько называться предателем, преступником и изгоем. Только я достоин статуса Спектра, потому что я никогда не уклонялся от своих обязанностей. Я выполнял грязные задания, с которыми никто другой не мог справиться, мои руки по локоть в крови.
Невежественные глупцы будут судить меня, потому что они ничего не понимают, потому что они слабы духом и чрезмерно ценят людей, а не их общество. Я могу спасти цивилизацию, и все же они будут судить меня за нескольких мертвых колонистов! Когда меня признают спасителем всей жизни в этой галактике, они будут сожалеть о своей наглости.
Я не знаю, почему упрямство Шепард сеет во мне сомнения. Я делаю то, что должен, потому что это необходимо. В будущем, органики и синтетики могут объединиться, стать единым целым. Это заря Золотого века - повышенные способности, более развитый интеллект, порядок и мир управляются логикой системы, а не бесполезными страстями отдельных лиц. Я авангард и провидец. Властелин признает мою ценность и обещает мне подходящую награду после судного дня."
Шепард считала, что надо продемонстрировать записи, показывающие сотрудничество Сарена с гетами, Совету Первенства. Это могло сработать, хотя она и не сомневалась, что Валерн будет утверждать, что она только что изготовила эти файлы или, что Сарен сам сфабриковал их, надеясь посмеяться над наивным маленьким Спектром, который будет их читать. Она сделала несколько заметок в своем омни-инструменте, надеясь использовать эти данные, чтобы пополнить уже собранную информацию о гетах и ментальной обработке.
Дверь с шипением открылась позади нее, и она закрыла файл прежде, чем Гаррус смог его заметить. По каким-то причинам его беспокоило то, что она прочитала их, как будто, узнав о планах Сарена, она могла бы признать, что у нее было что-то общее с ненавистным предателем. Гаррусу нравилось думать, что она была хорошей, а Сарен - плохим в его черно-белом мире без всяких оттенков серого. Для кого-то, кто склонен сомневаться в самом себе, он очень сильно верил в нее.
Она повернулась в своем кресле и увидела, что Гаррус внес круглую черную доску, покрытую зелеными кругами и голубыми бриллиантами. В руках он держал так же небольшой пластиковый пакет.
"Нашел в магазине", сказал он. "Я подумал, что мы могли бы найти ей применение."
Она улыбнулась ему. "Думаю, могли бы".
Он положил доску на ее журнальный столик и начал раскладывать фишки аккуратными рядами, сначала черные, затем белые. Выключив компьютер, она села на диван напротив него и помогла завершить последний ряд.
"Просто дружеский матч?" спросила она.
"Зависит от твоего понимания слова 'дружеский'," ответил он, ставя на место последнюю фишку. "Позволь только сказать, я играю, чтобы победить."
"Тогда мы будем играть по моим правилам?"
"Конечно. Помнишь, я сказал, что могу снять то, что на тебе надето в два хода?"
"Ты просто хвастался."
"Нет. Я пообещал. Я всегда выполняю свои обещания."
"Тогда я играю черными," сказала она, повернув доску так, чтобы черные фигуры оказались на ее стороне. Тот, кто играл черными фишками всегда делал первый ход, и она знала, что это преимущество ей ох как понадобится.
Осмотрев доску, она сделала свой ход, уже ожидая новое сокрушительное поражение. Конечно, это был тот редкий случай, когда она была бы рада проиграть.
|
